«Ялта» и «Багдад» – это условные знаки двух мировых геополитических порядков, процесс смены которых был начат в 1989-1991 годах цепочкой революционных переворотов в Центральной и Восточной Европе, затем распадом СССР. Процесс перехода от одного порядка к другому еще не закончен, но, вне сомнения, близок к завершению и принял всецело непредсказуемый характер.

В смене геополитических порядков год 2003-й – это точка кульминации. Иначе - «год великого перелома». (Данный образ, рожденный три четверти века назад в мозгу Сталина, относился к плану раскрестьянивания России, но отнюдь не только: в нем закодирована связь сталинского плана с таким кульминационным моментом всемирно-исторического процесса, как начало в 1929 году Великой депрессии в США).

Для России, как и других субъектов международных отношений, движение в точку кульминации было ускорено вторжением США в Ирак и созданием американской зоны оккупации не в пустом пространстве Афганистана и не на бойком балканском перекрестке, а на Ближнем Востоке - в районе исключительной стратегической чувствительности, где рядом находятся богатейшая кладовая незаменимого для современной экономики носителя энергии и эпицентр столкновения цивилизаций ислама и иудаизма.

ДИЛЕММЫ АМЕРИКАНСКОГО НЕОКОНСЕРВАТИЗМА

Чарлз Капчен из американского Совета по международным отношениям в своей вызвавшей резонанс книге «Конец американской эры» (2002) написал: «Pax Americana сейчас балансирует, чтобы уступить место значительно более непредсказуемому и опасному миру. Главная беда в этом мире будет исходить не от людей, похожих на Бен Ладена, а от возвращения традиционного геополитического соперничества… в системе многополярных силовых центров».

Американская военная интервенция на Ближнем Востоке заставила говорить о новых межимпериалистических противоречиях, «расхождении берегов Атлантики», «конце трансатлантического мира» и т.п. Формулу, которая удовлетворительно описала бы новую геополитическую ситуацию, еще, видимо, предстоит искать, но ясно одно: «старая», франко-германская, континентальная Европа восстала против той версии англо-саксонского миропорядка, которую еще во время опустошавшей европейскую землю Второй мировой войны предлагали отцы Атлантической хартии.

Острые противоречия разодрали и ткань американского политического сообщества.

Американская идеология за промежуток между 11 сентября 2001 года и 20 марта 2003 года (дата нападения на Ирак) вступила в новый цикл эволюции. Доктрина Буша как противоречивый симбиоз почвенного американского национализма с глобальным управленческим проектом была сконструирована по старым образцам (в духе скандального «меморандума Волфовица» 1992 года) и наскоро нанизана на виртуальную «ось зла». Этот своеобразный идеологический продукт вообще не увидел бы свет и тем более не овладел американскими массами, если бы не действие терроризирующего эффекта нью-йоркских убийств 11 сентября.

Но действие шока было недолгим.

Доктрина Буша не выдержала испытания Ираком. Об этом говорят основные последствия американской интервенции. В Ираке «коллективный Буш» получил такой результат, который ему больше не принадлежит, ибо он разошелся с ожиданиями неоконсервативной президентской рати. Вот этот суммарный результат в сухом остатке:

1)Франко-германская Европа освободилась от иллюзий. Европейцам стало окончательно ясно, что для Америки (по крайней мере, представляемой неоконсервативной частью элиты) держать руку на кране, перекрывающем поток нефти в Европу из Персидского залива, намного важнее, чем держаться за принципы трансатлантического партнерства.

2)В ходе подготовки к вторжению в Ирак, во время войны и после нее борьба партий в Америке стала превосходить остротой (по крайней мере, на уровне взаимных публичных обвинений сторон) ожесточение схватки за кресло президента США в 2000 году, когда сшиблись команды Гора – Либермана и Буша – Чейни. Ирак не оставил практически ничего от американского консенсуса на почве 11 сентября.

4)Вся «антитеррористическая тема», рассматриваемая как часть глобального проекта, скомпрометирована тем, чего американцы добились в Афганистане. Как известно, движение Талибан, восходящее к традиции аравийского «пуританского» ислама, за короткое время пребывания у власти (1996-2001) показало себя яростным борцом с наркотранзитом по маршруту Афганистан – Россия – Европа. Знаменитая фетва муллы Омара, уничтожение полей опиумного мака и лабораторий по производству героина, расстрелы наркодельцов и другие меры, предпринятые талибами, заметно сократили долю Афганистана в мировом производстве наркотиков. С появлением в Афгане американцев все вернулось на круги своя: объем наркотранзита резко возрос и превзошел прежний высокий уровень.

5)После Ирака все более двусмысленными выглядят наращиваемые вашингтонской администрацией усилия по борьбе с распространением оружия массового уничтожения. Не найдя, как и предполагалось, ядерного оружия в Ираке, американцы поспешно принялись искать его в Иране. Но здесь возникает грозное препятствие, вырастающее из глубин противоречий ближневосточного мира.

Главная, если не единственная ядерная держава Ближнего Востока - Израиль. Этот капитальный факт, с одной стороны, известен, с другой – в течение лет окружен фигурой умолчания, которое не прорвал даже выдавший израильские ядерные «секреты» Мордехай Вануну.

Спешка, с которой идеологически сплоченная неоконсервативная команда Буша стремится пройти путь «от Багдада до Тегерана», тем, видимо, и объясняется, что долго сохранять фигуру умолчания вокруг ядерного статуса Израиля и сочетать это с американскими требованиями ядерного разоружения Ирана не удастся. Как минимум, все это не увеличит шансы на принятие плана израильско-палестинского урегулирования «Карта дорог» (плана, от которого зависит политическое будущее династии Бушей и положение связанных с ними корпоративных интересов).

В Вашингтоне все понимают, и поэтому спешат. Но в Вашингтоне, похоже, еще не освоились с мыслью, что создание в Ираке зоны американской оккупации и обострение на оккупационной почве положения во всем регионе объективно выдвигают в повестку дня идею безъядерного статуса Ближнего Востока. Скорее всего, первой с такой инициативой выступит Европа.

Инициатива превращения ближневосточного ареала в безъядерную зону, будучи поддержанной хотя бы частью членов Совета Безопасности ООН, закроет двери для любых двойных стандартов и позволит выработать твердые гарантии мира под международным контролем для всех без исключения народов региона – от Иудеи до Герата и от Красного моря до Турецкого Курдистана.

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ПРОЕКТА «ГЛОБАЛЬНОЙ РЕГУЛИРУЮЩЕЙ ДЕРЖАВЫ»

Термин «глобальная регулирующая держава» принадлежит московскому философу Александру Неклессе и, как представляется, вполне корректно характеризует глобальный проект.

После Ирака либеральному сознанию трудно вместить одно открытие, перечеркивающее картину мира, сконструированную на рубеже веков. Оказывается, что, пойдя на интервенцию в Ираке, Джордж Буш и его неоконсервативное окружение фальсифицировали глобальный проект. И в континентальной Европе, и в Англии, и в России, и в США ясно увидели, что внешняя политика американского неоконсерватизма воплощает в жизнь антиутопию Джорджа Оруэлла (из романа «1984»). Это поразительно, но антиутопия английского писателя, появившаяся в начале «холодной войны», как будто обрела весомость пророчества. Миропорядок, созданный воображением Оруэлла, держался на провозглашении принципов «война – это мир», «рабство – это свобода» и т.п. Пойдя войной на Ирак, Америка Джорджа Буша принялась навязывать логику оруэлловского Большого Брата: война была объявлена установлением мира, захват иракской территории с разграблением музейных сокровищ Багдада – освобождением иракского народа.

Тут дело даже не в лицемерии, а в том, что Запад в целом получил беспокоящий сигнал-раздражитель. Проект «глобальной регулирующей державы» неожиданно и не в меру откровенно показал свою изнанку, которая, представ взору, подрывает либеральное сознание в самих основах. Вряд ли в 2004 году глобальная элита простит Бушу столь неуклюжее ведение дел и такой незапрограммированный эффект. Но по-настоящему важно не то, будет ли Буш, эта «говорящая голова» американского неоконсерватизма, провален на очередных президентских выборах, а то, что внутри глобального проекта возникло серьезное внутреннее напряжение.

На поверхности это выражается в борьбе двух основных течений, включенных в проект «глобального директората», – либерал-глобалистского и неоконсервативного («демократического» и «республиканского», «европейского» и «американского»). Водораздел возник и в американском истэблишменте, и в трансатлантическом сообществе. Он способствует также более отчетливому выявлению межеумочного положения «новой» (Центральной и Восточной) Европы в смысле ее самоопределения между франко-германским ядром Европейского Союза и лояльностью нынешнему Вашингтону.

Значение идейного и политического творчества З.Бжезинского состояло в том, что, верный своим центрально-европейскими корнями, он сумел на какое-то время сообщить американской мысли и американской внешней политике «польское» видение России (так же, как папа-поляк сообщил Римско-католической церкви «польское» видение мировых проблем).

«Великой шахматной доской» Бжезинский присягнул на верность трансатлантической связи. Он призвал хранить трансатлантическое партнерство как зеницу ока. Главная его мысль заключалась в том, что пространство «новых независимых государств» на месте бывшего СССР является опасной для международного мира геополитической «черной дырой». Закрыть дыру, настаивал Бжезинский, нужно путем расчленения России как территориально-исторического тела.

Некоторые исследователи (Эмманюэль Тодд) полагают, что поворот курса, который обусловил выход книги Бжезинского, произошел в Соединенных Штатах в 1995-1996 годах и был спровоцирован чересчур быстрым ослаблением России под влиянием «реформ»: американцы, того не ожидавшие, вынуждены были перестраиваться. «Доска» Бжезинского появилась в 97-м, вторжение в Югославию произошло в 99-м.

Сейчас раздувающийся «пузырь» международного кризиса вокруг Ирака позволяет разглядеть анахронизм Бжезинского как человека из прошлого века – человека, работающего в категориях стратегической культуры уходящего «ялтинского» порядка.

До войны в Ираке расширение военного присутствия США в мире на такие районы, как Босния, Косово, Македония, Афганистан, Таджикистан, Киргизия, Узбекистан, Грузия, могло считаться поэтапным выполнением «программы Бжезинского» (собственное американское восприятие проникновения в чужую сферу влияния хорошо выразил Ч.Капчен: «что касается Америки, она вряд ли стала бы сидеть, сложа руки, если бы Россия вступила в военный союз с Мексикой и Канадой»). Программа экспансии, предложенная в «Шахматной доске», делала допущение, что две очень разные задачи - сохранение трансатлантической связи и «вход» Соединенных Штатов на «Евразийские Балканы» (первоначально для окончательного решения «русского вопроса») - могут быть непротиворечивым образом соединены в одно. Ирак показал, что это не так, что «программа Бжезинского» мертва: чем больше США продвигаются по пути решения второй задачи (вход на «Евразийские Балканы») и чем больше острие союза государств Северной Атлантики входит вглубь Евро-Азии, тем невозможнее первая задача (сохранение и укрепление трансатлантического стратегического партнерства).

Захватив Ирак вопреки активным протестам франко-германского альянса, Америка двух Бушей действительно показала, что намного важнее держать руку на нефтяном кране, чем сохранять верность устаревшим союзническим обязательствам.

Теперь сила европейского противодействия Соединенным Штатам на «Евразийских Балканах» и по всему пространству Великого континента будет возрастать пропорционально двум величинам: 1)силе американского интервенционистского импульса; 2)скорости утраты Россией самостоятельной и независимой роли в мировой политике (если отказ аппаратного «нового класса» в России от функции государственного стратегического планирования примет необратимый вид).

ПСЕВДО-АЛЬТЕРНАТИВА АНТИГЛОБАЛИЗМА

Распад СССР как геополитического эквивалента исторической России стал хронологически точным концом европейского Нового времени (хотя новоевропейский человек в массе своей еще мыслит по инерции, в терминах ушедшей «большой эпохи»).

Работающей моделью разнообразных глобальных процессов (информационных, информационно-финансовых и т.п.) не владеет никто. Это и есть, собственно говоря, глобальная проблема №1, колоссально усложняющая задачи и интеллектуальную функцию стратегического планирования для всех его субъектов.

Стержень новоевропейского сознания - идея революционного глобализма. Вокруг этого стержня располагаются: идея «просвещения светом разума», идея революции и прогресса, идея поступательной смены общественно-экономических формаций и мировой пролетарской революции, либеральная идея, идея глобального управления миром, идея антиглобализма.

В этом общем русле сложились представления Европы о себе как о вершине эволюции, или «центре» с периферической оболочкой из «неевропейских» стран и народов. Со смещением центра из Старого Света в Новый основным выражением новоевропейского сознания стал американизм. Такое сознание, в целом, иллюзорно (стандарт массового потребления оно принимает и выдает за развитость) и утопично (мыслит собственный потребительский стандарт целью развития всех народов).

К общему стержню прилажена очередная ловушка для простецов - «справедливая глобализация». Ее вариантами выступают «антиглобализм», «всемирная левая альтернатива», «альтер-глобализм», неотроцкизм и проч. Этикеток много, они пестры, как уличные бунтари Сиэтла. Но, несмотря на поверхностное бурление, глобализм-антиглобализм во всех его превращениях остается членом того же идеологического ряда, что и духовно родственные ему символы мировой, коммунистической, перманентной революции. В своей квази-религиозной основе символика революционного глобализма выдает древний духовный соблазн богоборческой власти над миром.

Объективно свойства постсоветского пространства как геополитической «черной дыры» закрепляются целым рядом процессов: выводом национальных денег из пределов национальной экономики; экономической и регионально-этнической дезинтеграцией территории; вызывающим, варварски огромным разрывом между бедными и богатыми; беспримерным ухудшением физического и нравственного здоровья массы населения. Эти процессы затрагивают не только Россию, но и все Содружество Независимых Государств.

Квинтэссенцией этих процессов (и интегральной характеристикой воздействия российских «реформ» на общество) стало вымирание людей. В той мере, в какой современный экономический рост зависит в первую очередь от вложений в человеческий капитал и тонкого взаимодействия человека с природной средой, Россия, разрушая бесценный человеческий капитал и среду обитания, не только не интегрируется с цивилизацией современности, но движется в прямо противоположном направлении - на больших скоростях удаляется от цивилизации, чтобы выпасть из нее бесповоротно.

За усредненными данными депопуляции встает, если всмотреться, более страшная картина: социальная политика уже не первый год больнее всего бьет по материнству и детству (ежемесячное государственное пособие на ребенка в нефтедобывающей России составляет… 4% от официального прожиточного минимума), а региональная политика обрекает на опережающее вымирание исторический центр российской государственности с исконно русским населением - Ярославскую, Владимирскую, Рязанскую, Смоленскую, Тульскую, Псковскую, Ивановскую области (если в среднем по России превышение числа смертей над числом рождений достигает 1,7 раза, то в этих областях оно почти трехкратное).

Специалисты по исторической демографии единодушны в том, что такие потери населения несут только воюющие страны.

Призыв Президента России к «консолидации», настойчиво зазвучавший с весны 2003 года, может оказаться и не услышанным, и не понятым. Но если нынешняя ситуация не станет отправной точкой консолидации общества, мобилизации ресурсов и выдвижения понятной народу программы всеобщей реконструкции страны, то российские «реформы» 90-х, затеянные словно в печальное назидание остальному человечеству, обернутся последней страницей национального позора - и тогда история России закончится. Но закончится не по Бжезинскому, а по Ивану Ильину, видевшему дальше польско-американского стратега: территория бывшей России закипит большими и малыми войнами за остатки ресурсов индустриального строя – во имя планетарного «естественного отбора» и отбраковки нескольких миллиардов людей.

Ростки контртенденции, способной переломить соскальзывание во всемирную катастрофу через «черную дыру» в «осевом пространстве», слабы, их можно затоптать. Один из ростков будущего – инициатива президентов Белоруссии, Казахстана, России, Украины по созданию единого экономического пространства четырех стран.

ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ РОССИЯ

Отказ части политиков Нового Света от культурно-исторического сыновства в отношении Европы – всего лишь эпизод американской жизни. Отказ не стал и вряд ли станет догмой американской идеологии. Противоречия, разделяющие два течения внутри «глобального директората», не носят абсолютного характера. Они могут быть преодолены. Случись так, это избавило бы мир от гонки за главным призом в новой мировой войне (как в 1870-1914-м, затем в 1919-1939-м).

Раздвигая контекст геополитической мысли, мы видим треугольник Америка – Европа - Россия. Треугольник – это прочная геометрическая фигура. У каждой из трех сторон есть своя, в разной степени ослабленная, но не забытая связь с истоками единого для всех христианского мира.

Предпосылки противостояния двух ветвей одной новоевропейской цивилизации были созданы раздроблением исторической России как удерживающей силы мирового равновесия на протяжении времени от Великих географических открытий до конца ХХ века. Поэтому противостояние Европы «коренной» и Европы «эмигрантской» не преодолеть в узких рамках трансатлантического семейства. Не надо и пытаться. Противоречие преодолимо только на путях восстановления России и выдвижения мирового проекта, альтернативного планам «глобального директората».

Залог притягательности такого проекта - связь тысячелетней русской цивилизации в едином пространстве духа с наиболее универсальной традицией вселенского апостольского христианства - связь Москвы не только с Римом (вторым, через него с первым), но и Иерусалимом.

Красногорск – Москва, 10-12 июня 2003 года.