К сожалению, нынешнее богословие не менее статусно, чем, скажем, политика. И поэтому, готовясь к сегодняшнему выступлению, я сознательно ограничил его только первой частью заявленной темы, в которой являюсь безусловным специалистом.

И начну с упоминания о том, что в отношении термина «глобализация» у подавляющего большинства людей существует два совершенно устойчивых заблуждения. Фактически, два ложных стереотипа, две мифологемы. Первой из них является представление о том, что данный процесс следует рассматривать по преимуществу в культурно-мировоззренческом аспекте, связывая его во многом с расширившимися и упростившимися коммуникационными возможностями. Иначе говоря, расстояния стали близкими, границы - прозрачными, контакты – прямыми, диалог – открытым, а обмен – соответственно, культурным.

Однако на самом деле все это совершенно не так, потому что глобализация – суть явление сугубо экономическое, заключающееся в создании общемирового рынка. А вот все остальное, что к этому обычно приплюсовывают, является его либо свойствами, либо следствиями.

Поясню. Единый рынок требует единых правил функционирования, а, значит, и единого управления. Замкнутость экономико-политической системы жестко обуславливает монополизацию в экономике и централизацию вкупе с жестким авторитаризмом (вплоть до тоталитаризма) во власти. Это (в нулевом приближении) то, что является базисом глобализации и именуется «новым мировым порядком».

Теперь следствия. Единое экономическое пространство обуславливает прозрачность прежних национально-государственных границ. Причем не только для транспорта товаров, но и, в особенности, для свободного (почти свободного!) перемещения людских потоков.

Соответственно, локальное и региональное управление должны быть прозрачными для власти центральной и находиться с ней в плотном и постоянном управленческом контакте. А это, в свою очередь, максимально полно и эффективно реализуемо через сетевую форму организации (естественно, в меру, которую позволяет уровень технического совершенства).

Свободной миграции по всему миру толп людей, растерявших свою оседлость в поисках «лучшей жизни», неизбежно сопутствуют унификация образа жизни и способа мировосприятия.

Оборотной стороной этой унификации, перемалывающей национальное, культурное и религиозное своеобразие, становится превращение ее самой в идола, воздвигающегося на месте низвергнутых им богов, становление интегральной парарелигии – в ее лозунгах всетолерантнейшей, а в методах реализации – сверхтоталитарной.

Собственно, таков общий план картины – прагматичный и в общем-то к вере имеющий отношение вроде бы лишь технологическое. И единственно, что к этому следует добавить, так это невозможность ни одной нынешней религии в глобальном котле уцелеть, потому что то, на чем каждая из них стоит – уникальность, абсолютность и универсальность исповедуемых ими истин и ценностей – это-то как раз с толерантностью глобалистской картины мира несовместно и будет уничтожено в первую очередь. Да в общем-то и уничтожается: чтобы увидеть это, особенно и озираться не надо.

Теперь о второй мифологеме – о научно-техническом прогрессе и кибернетике, которые являются по-настоящему средством и орудием осуществления глобализационного процесса. Обычно их воспринимают сугубо потребительски и ставят совершенно отдельно от того, что происходит сегодня, размещая скорее над или даже впереди (вроде локомотива) экономических, политических и социальных преобразований.

На самом деле, как это сформулировал еще отец кибернетики – Н. Винер, она является наукой «об управлении и связях в машинах и живых организмах», т.е., фактически, наукой о развитии и самоорганизации во всех, обладающих таковым свойством системах. В том числе и в обществе. (Кстати, ее запрет в СССР был обусловлен вовсе не одним ретроградством и косностью партийных чиновников, а в гораздо большей степени тем, что она давала иное, отличное от коммунистического, видение истории).

И по большому счету, практически все, что изменялось в мире после Второй Мировой войны, происходило в соответствии со схемами, описанными Винером. Да мы и сами до сих пор живем внутри них. И вряд ли вырвемся из этого плена в обозримом будущем.

А чтобы определиться в отношении к нему полезно познакомиться с оценкой развития событий, сделанной независимо друг от друга двумя мировыми авторитетами в этой области знания.

«Давайте возьмем за точку отсчета 2029 год и сведем вместе некоторые из тех тенденций, о которых я говорил. К тому времени мы будем уметь конструировать наноботов, микроскопических роботов, способных проникать внутрь ваших капилляров и путешествовать по вашему мозгу, изучая его изнутри. Мы почти можем создать схемы такого рода уже сейчас. Мы еще не можем сделать их достаточно маленькими, однако мы можем сделать их довольно маленькими...

Для полного погружения в виртуальную реальность мы направим миллиарды этих наноботов с тем, чтобы они разместились у каждого нервного волокна, исходящего от всех наших органов чувств. Если вы захотите остаться в подлинной реальности, они будут просто сидеть па своих местах и ничего не делать. Если вы захотите перейти в виртуальную реальность, они начнут подавлять сигналы поступающие от ваших настоящих органов чувств, и станут заменять их сигналами, которые вы бы получали, находясь в виртуальной среде.

При такой схеме мы будем получать виртуальную реальность изнутри, и она сможет воспроизводить все наши ощущения. Это будет коллективная среда, в которую можно будет войти и одному человеку, и многим людям. Посещение какого-нибудь веб-сайта будет означать попадание в среду виртуальной реальности, охватывающую все наши чувства, причем не только поступающие от пяти основных чувств, но и эмоции, сексуальное удовлетворение, юмор. На самом деле неврологические корреляты всех этих ощущений и эмоций, которые я обсуждаю в книге «Эпоха одухотворенных машин» («The Age of the Spiritual Machines»), уже существуют...

Используя имплантанты на основе наноботов, мы сможем усиливать или ослаблять наши эмоциональные реакции на различные переживания...

В конечном итоге эти наноботы повысят уровень человеческого интеллекта и расширят наши способности и возможности во многих направлениях. Поскольку они общаются друг с другом беспроводным способом, они могут создавать новые нейронные соединения. Эти соединения могут расширить нашу память, когнитивные навыки и способности. Мы увеличим возможности человеческого интеллекта, расширив его сегодняшнюю схему обширных межнейронных соединений, а также посредством установления тесной связи с небиологическими формами интеллекта.

Кроме того, мы сможем загружать знания, то есть воспроизвести то, что сегодняшние машины в состоянии делать, а мы нет...

Когда мы доберемся до 2050 года, основная часть нашего мышления, которое, на мой взгляд, все еще является синонимом человеческой цивилизации, будет иметь небиологический характер...»

Если машинам позволить принимать решения самостоятельно, то мы не можем делать никаких догадок относительно результатов, поскольку невозможно предположить, как такие машины могли бы себя вести. Укажем только, что судьба человеческой расы зависела бы от милосердия машин. Конечно, можно утверждать, что люди никогда не будут достаточно глупы, чтобы передать всю власть машинам. Но мы не предполагаем ни того, что человеческая раса добровольно переложит власть на машины, ни того, что те сами умышленно ее захватят. Что мы действительно предполагаем – так это то, что человечество легко может позволить себе дрейфовать к состоянию такой зависимости от машин, что оно не будет иметь никакого практического выбора, но примет все решения машин. Поскольку общество и проблемы, которые стоят перед ним, становятся все более сложными, а машины – все более разумными, то люди станут доверять машинам принимать вместо себя все большее число решений просто потому, что определенное машиной, принесет лучшие результаты, чем установленное человеком. В конце концов, может быть достигнута ступень, на которой решения, необходимые для управления системой будут настолько сложны, что интеллект людей окажется неспособным к их генерации. На этой стадии эффективное управление перейдет к машинам. Люди уже не станут способными даже просто выключить их, потому что будут столь от них зависеть, что выключение оказалось бы равносильным самоубийству.

С другой стороны, возможно и такое, что человеческий контроль над машинами останется сохранен. В этом случае средний человек сможет контролировать некоторые частные собственные механизмы, вроде своего автомобиля или персонального компьютера, но управление большими системами машин окажется в руках крошечной элиты – точно так же, как и сегодня, – но с двумя отличиями. Благодаря усовершенствованным методам, элита получит больший контроль над массами; а в силу того, что человеческая работа больше не будет необходима, массы окажутся лишним, бесполезным бременем на системе. Если элита безжалостна, они могут просто решить истребить большую часть человечества. Если же гуманна – то могут использовать пропаганду или другие психологические или биологические методы, чтобы уменьшить коэффициент рождаемости, пока большинство не вымрет, оставив мир элите. Или, если элита состоит из мягкосердечных либералов, то они могут решить поиграть роль хороших пастухов по отношению к остальной части человеческой расы. Они проследят, чтобы всеобщие физические потребности были удовлетворены, чтобы все дети взращены психологически в гигиенических условиях, чтобы у каждого было здоровое увлечение, с целью заставить всякого напряженно трудиться, а любой, кто может показаться неудовлетворенным, должен будет подвергнуться "обработке" для излечивания его "проблемы". Конечно, жизнь станет настолько бесцельна, что людей придется в биологическом, либо в психологическом отношении проектировать, чтобы или обработкой устранить их потребность во власти, или заставить "засушить" это влечение до некоторого безопасного хобби. Подобные спроектированные люди могут даже испытывать счастье в таком обществе, но, конечно, они будут максимально несвободны. Фактически, их статус будет уменьшен до домашнего животного».

Повторюсь, все, что приведено как в первой, так и во второй цитате, прорисовывается уже сегодня, и потому отнюдь не воспринимается, как нечто невозможное и гиперболическое. Кроме того, к сказанному можно добавить, что в результате глобализационных процессов на данный момент в производстве всех потребляемых благ задействовано не более 1/5 населения Земли, а все остальное человечество по сути является лишним. В дальнейшем доля бесполезных для сетевого социума будет только возрастать, потребует кардинального решения проблемы их существования и непременно ускорит движение в направлении самых пессимистичных сценариев.

Возвращаясь к разговору о неизбежности сращивания человека с чипом (и юридического, и практического), следует указать, что она диктуется, прежде всего, самой организационной структурой управления сетевым обществом и уже подступившей к пределу человеческих возможностей интенсивностью социальной жизни (о чем, в частности, пишет и Р. Курцвейль). Иначе говоря, и кибернетика, и глобализация с неизбежностью оборачиваются требованием ревизии самой природы человеческого существа. И даже если проигнорировать, что таким образом совершается покушение на прерогативу Творца, то тем самым человеческий род в своем первозданном виде реально оказывается перед действительностью своего исчезновения.

Естественно, что подобная модернизация человеческого общества в кибернетическую сеть несомненно осуществит (и уже осуществляет!) пересмотр нравственных основ существования своих обитателей, устанавливая перед каждым из них в качестве доминирующей ценности - «статусно дозволенное потребительство», как телесное, так и душевное. А потому, возвращаясь к теме сегодняшнего круглого стола, глобализация, как процесс, как явление, оборачивается для каждого принадлежащего к человеческому сообществу необходимостью радикального самоопределения по целому ряду сущностных «сопутствующих оппозиций», в качестве главных (но не единственных!) из которых перечислю следующие:

• между личностной уникальностью и самобытностью и принудительной сетевой унификацией;
• между дарованной Богом свободой и рабской зависимостью от своего сетевого электронного двойника (без которого в реальности «ни купить, ни продать»), оповещаемого о каждом совершаемом человеческом шаге через разного рода «цифровых ангелов»;
• между жизнью по вере и убеждением, исповеданием их в совершаемых поступках и предписанной толерантной всеядностью.

Это лишь то, что поверх всего, а есть еще и такие вещи, как ощущение принадлежности к своему роду-племени и тотальное исчезновение в глобальной мире самого понятия национальной идентичности (ибо не предусмотрено там быть «ни эллину, ни иудею»). Или, например, редукция самого представления о Церкви до заурядной сетевой торговой организации, реализующей востребованные культовые услуги. И так далее...

Имеет ли все это отношение к «знанию о последних делах» ¹⁾ ? Богословам придется сформулировать свое мнение. Однако, с точки зрения специалиста, человечество еще никогда перед подобным глобальным коллапсом не стояло. И существует очень небольшая вероятность того, что «локомотиву истории» удасться благополучно проскочить мимо станции со скромным, коротким названием - «Ад».

________________________________