Вот уже почти 2000 лет человечество, знакомое с Откровением Иоанна Богослова, встречает конец каждого столетия ожиданиями, полными эсхатологических страхов и надежд. Исключение не составляет и наш век: тем более, что его завершение является рубежом не только вековым, но и тысячелетним.

И сегодня, как никогда, эти опасения выглядят обоснованными. Причем не только потому, что нынешнее столетие — это век всемирной дехристианизации: искажения и извращения веры, отпадения и отречения от нее. И не только потому, что грех человеческий превысил всякую меру: две мировые и десятки локальных войн; оружие, способное в мгновение ока убить миллионы; безумная в своей гордыне победа науки над природой, уничтожающая саму среду обитания человека; тотальная торжествующая безнравственность, изнутри выедающая сами основы, которые веками цементировали человеческое общество. И даже не потому, что жизнь человека все более погружается в иллюзию — в несуществующую, кажущуюся, виртуальную реальность: виртуальные деньги, виртуальное производство, виртуальная жизнь. Жизнь — игра, жизнь — сон, жизнь — эрзац. Словно некий гений, конструируя свой новый порядок, выдавливает людей из естественной для них действительности физической в искусственно созданную рациональную, в которой мысли и суждения становятся эквивалентом и подменой реальных действий.

Но есть куда более грозный предвестник грядущих катаклизмов. Это — время, а точнее все убыстряющийся его ритм, уже и сейчас почти запредельный для обычного человеческого восприятия.

Несколько тысячелетий “вызревала” культура Древнего Мира до своего сравнительно недолгого расцвета во времена античной Эллады и Рима. Пришедшее им на смену Средневековье уступило свое историческое место эпохе Нового Времени уже спустя всего каких-нибудь полтора десятка столетий. А то, в свою очередь, смогло просуществовать лишь около 250 лет, пока социальные потрясения и научные открытия века ХХ-го не заставили всерьез говорить о следующем историческом периоде, наименование которого менялось по мере того, как он вступал в свои права, а иллюзии о нем рассеивались.

Описание того, как будет устроено это общество будущего (а во многом уже и настоящего), находится вне рамок темы данной статьи. Однако, помимо красивых эпитетов, что это будет “Мир Игры” и виртуальных реальностей, “Мир Неоархаики” и “организованного хаоса”, у него все же есть некая примечательная особенность, на которой следует остановиться подробнее.

Практически все современные футурологи сходятся на том, что мир постмодерна при всей своей тотальной и глобальной унифицированности будет неоднороден. В неравном положении окажутся страны и государства. Одним, одичавшим и вымирающим, будет уготована судьба поставщиков сырья и дешевой рабочей силы. Уделом других — станет переработка этого сырья и производство практически всей мировой продукции. И лишь третьим, “господам”, “мировой интеллектуальной элите” будет отведено особое место в мировом разделении труда. Они возьмут на себе производство технологий производства и распределение производимой по ним продукции. Очевидно, что по сходному принципу вероятно произойдет и внутригосударственное разделение общества на касты. Так, словно пародируя государственные идеи Платона, из человечества неминуемо выкристаллизуются “золотой миллиард” и “бриллиантовая тысяча”.

Однако у этой картины, в целом обоснованной и находящей свое подтверждение в современной жизни, есть существенный недостаток. Она статична, т.е. неподвижна. Как будто кто-то в один миг проведет через все и вся разделяющую черту. И эта черта зафиксирует возникшее состояние вещей и дел навеки (или на весьма продолжительное время). Но в реальности этого не происходит. Весь мир, социум стремительно расчленяются, дробятся. И барьеры между вновь возникающими группами становятся все более непроходимыми.

В особенности это наглядно видно на примере современной России, где развитие социальных процессов происходит в последние годы быстрее, чем во многих других “цивилизованных” странах. “Советский народ” в мгновение ока раздробился на “совков”, “кооператоров” (или “честных” предпринимателей), “чиновников” и “новых русских” (я не затрагиваю деления по политическому признаку). С течением времени, “совки” стали “маргиналами”, и число их резко возросло. “Новые русские” стали “новейшими” и выделили из своих рядов “олигархов”. “Кооператоры” частью разорились, частью перешли в “новых русских”. При этом средний класс, класс людей со средним достатком, не только не стал массовым, но и значительно сократился. Это послужило одной из причин краха иллюзий буржуазной революции, лидеры которой наивно предполагали, что проведение реформ приведет к расширению и укреплению этой социальной группы, как основы “демократического” государства.

Между тем, ничего удивительного не произошло. Каких-нибудь сто лет тому назад, вероятнее всего, так бы и случилось. Но сейчас совершенно иной ритм времени. Объяснить произошедшие в нем изменения можно, обратившись к теории развития сложных самоорганизующихся систем. А именно таковой системой по сути и является общество.

Согласно этой теории, когда в самоорганизующейся системе (т.е. в обществе) происходит качественное изменение, то оно, во-первых, случается вдруг и сразу (или, по-научному, дискретно), а во-вторых, в силу неоднородности системы никогда не охватывает ее всю целиком. Иначе говоря, в обществе всегда будет присутствовать хотя бы небольшая его часть, которая новым качеством не обладает. Это само по себе может служить причиной раскола и конфликта.

Но положение усугубляет еще и то, что качественное изменение всегда происходит в направлении увеличения целостности системы. Другими словами, изменившаяся часть общества всегда имеет более высокий уровень внутренней организованности и взаимосвязанности своих составляющих. А это означает и более высокую способность изменяться под действием внешних обстоятельств, и доступ к новому системному ресурсу, недосягаемому для другой, неизменившейся, части общества. Иначе говоря, у тех, кто изменился и жизнь интенсивнее, и питание обильнее, и развитие быстрее. В силу своей активности они быстро прибирают к рукам старые системные ресурсы и чаще всего истощают их, тем самым лишая основ существования всех тех, кто измениться не успел или не смог.

Причем, в силу того, что изменившаяся часть системы эволюционно движется значительно быстрее другой ее части, последняя просто лишена выбора. Обреченная на вечное и все большее отставание, она должна или погибнуть, исчезнуть, или ассимилировать, конвергировать с той частью, которая изменилась. Так раньше и происходило. Раскол и конфликт в обществе завершались поглощением более развитой частью общества менее развитой. Причем положительной стороной этого процесса было то, что последняя, в большей степени сохранившая в себе индивидуальность и традиции данного общества, при слиянии привносила их в преобразованную общественную систему, обеспечивая тем самым передачу преемственности. Так несмотря ни на что Русское государство было и осталось русским от Св. кн. Владимира и до наших дней.

Однако сейчас ситуация кардинально переменилась. Каждый раз совершая качественное преобразование, общество изменяет свой ритм жизни, увеличивая его. Убыстряются все процессы, и в первую очередь организационно-управленческие и технологические. Вместе с тем происходит расширение возможностей научного познания и описания мира. Вследствие этого раз от разу сокращается время до следующей системной трансформации. Примером тому — приведенное в начале статьи сокращение продолжительности исторических эпох в развитии европейской цивилизации. И вплоть до середины ХХ-го века этого временного промежутка хватало на то, чтобы общество успевало преодолеть свой внутренний раскол и более или менее достичь социальной однородности до своего следующего качественного скачка. Однако сейчас скорость изменений стала столь высока, что конвергенция расколовшихся частей общества осуществиться просто не успевает. А как уже было замечено, отстающие убегающих догнать не в состоянии, и пропасть между ними все увеличивается.

Собственно, в этом причина и грядущего глобального разделения государств в наступающей эпохе постмодерна, и все ускоряющегося расслоения современного общества как в России, так и в других странах европейской цивилизации. Однако если попытаться смоделировать развитие этого процесса, распространив его как можно дальше в будущее, то становится очевидным, что упоминавшиеся и “золотой миллиард”, и “бриллиантовая тысяча” не более, чем современные фантазии. И сегодняшняя Россия тому прекрасный образец. Круги состоятельных, богатых, очень богатых, сверх богатых людей непрерывно сужаются. И наоборот, беднота, нищета, маргиналы непрерывно возрастают с каждым новым “завоеванием” цивилизации. Более того, по мере разворачивания этого процесса доля “развитой” части общества ускоренно уменьшается, отсекая возможности для дальнейшего движения все большему количеству людей и, фактически, выдавливая их за пределы социума. Однако рано или поздно удельное соотношение тех, кто управляет системой и поддерживает ее дееспособность, и неуправляемой массы достигнет критического. И тогда это неизбежно обернется коллапсом управления системой, а следовательно, и ее крахом.

Сейчас очень сложно предсказывать, каким образом рухнет “новый мировой порядок”. Слишком много вариантов для этого существует. Несомненно одно, что поскольку современная западноевропейская цивилизация представляет собой сложную высокоорганизованную систему, различные части которой по преимуществу узко специализированы и связаны между собой множеством связей, то ее жизнеспособность является зависимой от надежности и качества осуществления этих связей. И в общем-то неважно, какая система коммуникаций даст сбой — будут ли это информационная сеть, или финансы, или энергетика, или транспорт, или поставки сырья и продовольствия, или быть может что-то еще.

Что касается дальнейшей судьбы всей цивилизации, то с высоты дня сегодняшнего одним из возможных вариантов ее апокалиптического падения мог бы быть крах финансовой системы, начавшийся, например, со стремительного обесценивания доллара США. Поскольку и американский капитал, и американская валюта имеют не только национальное, но и огромное международное значение, масштаб этого катаклизма не ограничился бы разрушением экономики лишь одного государства. Его последствия сразу приобрели бы как финансовый, так и политический характер, и вызвали потрясения и переконфигурирование всего мирового хозяйства. Сопоставляя этот процесс с его российской моделью, можно предположить, что он, подобно последней, также будет явлен как цепной и необратимый. Учитывая, что в отличие от России мировое хозяйство апеллировать к внешней поддержке не сможет — некуда, — его падение, распад и деградация в этой, пока гипотетической, перспективе представляются неизбежными.

Однако ничто не дается без приложения самостоятельных усилий. Очевидно, что распад такой большой системы, как цивилизация, распространяется на ее составляющие лишь по мере их включенности в нее и зависимости от ее функционирования. Другими словами, общий кризис коснется их лишь там, где они не вполне самодостаточны, незавершенны, нецелостны. Там же, где основой их существования является внутренний ресурс — культурный, организационный, технологический, сырьевой и пр., — там они защищены и непоколебимы. И чем выше уровень развития этих самоосновных осколков мира распадающегося, тем выше стартовая ступень того, который идет ему во след.

В сказанном выше необходимо подчеркнуть исключительную значимость культуры, как первого и важнейшего из внутренних ресурсов. Основанием этого является то, что именно благодаря развитости культуры, собравшей и вплавившей в себя традиции и опыт всего пройденного исторического пути, становится возможным органично связать в единое целое все прочие ресурсы современности, т.е. организационную структуру общества, технологию, способы переработки сырья и т.д. Иначе говоря, именно культура является тем временным мостиком, на котором встречаются качества сугубо специфического, личного прошлого народа, нации и те, что отражают конъюнктуру современного всеобщего развития. И чем прочнее этот мост, тем выше целостность, самодостаточность данного конкретного общества, тем он устойчивее от глобальных потрясений цивилизации. И наоборот, народ, безответственно отнесшийся к сохранению своей национальной культуры, рискует однажды деградировать до той степени дикости, первобытности, до которой он позволил себе ее (культуру) разрушить. И это неизбежно случается.

Сегодня Россия первой (или в числе первых) столкнулась лицом к лицу с грозными последствиями быстро ускоряющегося ритма времени. Для нее потрясения эпохи постмодерна, еще только надвигающиеся на всю западноевропейскую цивилизацию, уже стали повседневной реальностью. И значит от того, сумеет ли Россия им противостоять и как, зависит не только ее собственная судьба, но и будущность всего цивилизованного человечества – станет ли она столпом, удержавшим мир на краю пропасти, или будет одной из первых утраченных надежд на Спасение.

В сущности исторический путь России, как самостоятельного, уникального типа цивилизации, вновь — в который уже раз! — вывел ее к развилке, поставил перед необходимостью совершения судьбоносного выбора.

Дилемма проста. Или поддаться естественному течению эволюции европейской цивилизации и продолжить ускоряющееся саморазрушение ради того, чтобы малая часть русского общества, тающая как шагреневая кожа, смогла интегрироваться в мировую “элиту” и затем ... раствориться в ней. Это путь принесения России в жертву амбициям или злой воле этой “элиты”, путь деградации и исчезновения сначала культурного и цивилизационного, а затем национального и этнического. Ибо нет в эпоху постмодерна худшей судьбы, чем участь народов тех государств, которым уготовано стать всего лишь поставщиками дешевого сырья и дешевой рабочей силы. В конечном итоге их ждет одичание, варварство и вымирание.

Или же, избрав другой путь, попытаться время преодолеть, а для этого сконцентрировать все усилия на национальном самоопределении — национальном самоограничении, если угодно, — чтобы возродить и задействовать важнейший из внутренних ресурсов, главный и последний резерв — духовность русской культуры. Сложность этого выбора в том, что сегодня нет исторического образца, по которому можно было бы проверить его правильность. Нет той Византии Х-го века, чтобы исправить веру. Нет Голландии XVII-го века, чтобы выверить уставы, церемониалы и технологии. Нет даже Германии XIX-го века с ее марксистской утопией, чтобы мысли о дне сегодняшнем подменить мечтаниями о несбыточном будущем.

Вряд ли сегодня можно найти какой-либо иной, нехристианский, источник русской культуры. Попытки реанимировать дохристианский эпос, то расшифровывая “Русские веды” (т.н. “Велесову книгу”), то обнаруживая арийские корни, бесперспективны. С веками язычество, как самостоятельная система вероучений, ушло из памяти народа, а потому и воспринимается с тем же скепсисом, как и религиозная эклектика Е.П. Блаватской, Е. и Н. Рерихов и других разного рода духовных селекционеров, пытающихся путем банального скрещивания вывести “синтетическую” религию будущего. Православие же, утвержденное тысячелетие тому назад усилием княжьей воли и попервоначалу встреченное Русью с недоверием, подошло ей как сшитая по мерке одежда. Тем самым подтвердилось гениальное прозрение Св. кн. Владимира, что лишь религия имперского типа, рожденная в империи и для империи и не различающая в себе ни варвара, ни римлянина, ни эллина, ни иудея, способна призвать к духовному единению, к духовной симфонии народы и племена, изначально разнящиеся по происхождению и вероисповеданию – призвать и преодолеть этническую разделенность государства.

Собственно, так и получилось. Православие “съело” языческую Русь, не оставив ей даже эпических героев. Известные нам по сказкам и Алеша Попович, и Добрыня Никитич, и Святогор, и вся богатырская дружина – христиане, не говоря уж о Святом преподобном Илье Муромце. Зато враги их – нехристи и язычники. Нет эпоса – нет памяти – нет и дохристианской Руси как цивилизационного и культурного феномена ни на физическом, ни на метафизическом плане.

Отодвинув на второй план, а затем и вовсе вытеснив местно-почитаемые божества, Православное христианское вероучение, принятое киевскими князьями, дало им основание преодолеть религиозные разногласия и достигнуть духовного единства до того только политически объединенных племен и народов Руси (которые, кстати, не были исключительно славянскими). Тем самым был сделан первый шаг по формированию уникальной имперской нации – уникальной по своему мировосприятию, по образу мышления, по духовным возможностям и творческому потенциалу.

Православная вера в давние времена определила суть первого судьбоносного исторического выбора, неразрывно связавшего между собой Веру – Империю – Нацию. В наши дни круг замкнулся – выживание нации зависит от того, подтвердит она этот выбор или отречется от самой себя. Впереди или рывок в будущее, или исчезновение и государства, и нации, и народа.

Конечно, не в наших силах возродить во всей полноте ту веру, которую унаследовали из Византии наши предки. Но, перефразируя библейское, каждому времени дано по силам его. Довольно для начала будет и того, если вера даст нации устойчивый, все более нарастающий порядок – лад, – в противовес, быть может, всей европейской цивилизации, ускоренно вступающей в хаос постмодерна. И как знать, не ради ли этого выбора, который может сегодня совершиться в России, длилась вся ее тысячелетняя история? Не является ли он тем шансом, единственным, данным нам по Промышлению Божию, которым определяется возможность Спасения всего сущего человечества? Не упустить бы!