О СЕТЕВЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ, «ОРАНЖЕВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ

К. Гордеев

О СЕТЕВЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ, «ОРАНЖЕВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ

Революционные вихри повеяли вдруг над планетой: взорвали ближневосточный арабский мир, встряхнули горделивые своей стабильностью страны европейской цивилизации, добрались и до России. Ну, и, естественно, вызвали заинтересованное оживление в среде политологов и разного рода экспертов, чей хлеб состоит в публичном анализе происходящего и выработке «умных» рекомендаций с советами власть предержащим. И это понятно, потому что трудно найти адекватный (не адекватный, впрочем, тоже) ответ на удар, не имея понятия о том, ни откуда он нанесен, ни в чем, собственно, состоит.

Однако на данный момент на слуху исключительно непрерывно повторяемые заклинания — «мультикультурализм», «оранжевая революция», «управляемый хаос», «мягкое давление и ненасильственные методы сопротивления», — которые разные авторы пытаются осмыслить и интерпретировать на ходу, выхватывая и перенося к себе из чужих статей целые блоки текстов. Но интуиция без прочной основы знаний малопродуктивна, а специалисты-естественники (прежде всего математики, в частности, школ И. Пригожина или В. Арнольда [1]), разработавшие и работающие в области теории катастроф (другое название — теория детерминированного хаоса, теория самоорганизации), т.е. действительно понимающие и разбирающиеся в предмете обсуждения, видимо, мало интересуются тем, что актуально разворачивается в глобальной социальной системе. Ну, и поскольку до сих пор оценка ситуации не вышла за пределы интуитивных «прозрений» и жонглирования туманными терминами, попробуем разобраться в причинах возникших проблем самостоятельно.

Камни преткновения

В своих истоках все «цветные революции», сотрясающие мир вот уже на протяжении четверти века, основаны на методологии (а) тактики ненасильственных форм сопротивления власти; и (б) стратегии «управляемого хаоса». Первая является разработкой американского историка Д. Шарпа систематизировавшего и сведшего в целостную систему совокупность методик саботажа, с успехом применявшихся в течение ХХ века.

Однако несмотря на обширное и структурированное многообразие приемов (аж 198 ! [2]), отработанную технологию их использования [3] и четверть вековую апробацию, они, тем не менее, не представляют из себя что-то большее, чем просто инструментарий, чья действенность жестко ограничена местом, временем и соответствующими характеристиками текущей ситуации. А вот создание таковых призвана решать концепция «управляемого хаоса», которую один из ее главных промоторов, С. Манн представляет, ни больше ни меньше, как «стратегию глобального военно-политического доминирования США».

Отчасти так оно и есть, т.к. в ее основе лежит чисто военная разработка одного из научных центров Пентагона. Последняя столь приглянулась рафинированному гуманитарию С. Манну, что его стараниями она была популяризована и «ненавязчиво» перетекла в сферы дипломатии и международной политики. Поскольку обычно и сам «пропагандист» концепции «управляемого хаоса» [4], и те, кто берется его пересказывать, весьма упрощают ее суть и акцентируют внимание на второстепенных признаках, необходимо сказать хотя бы пару слов о том, на чем она основана.

В своей статье «Теория хаоса и стратегическое мышление» [5] сам С. Манн отсылает к «экзотической теории хаоса и самоорганизующей кризисности», т.е., фактически, казалось бы, к тем физическим и математическим дисциплинам, которые перечислялись выше. Однако понимает он их специфично, по-своему. Так, им постулируется, что:

1) «структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и нелинейных процессах» (т.е. мир изменчив, процессы хаотичны, структура случайна);

2) объектом управления являются «динамические системы», т.е. системы, включающие в себя очень большое число подвижных компонентов;

3) внутри таких непрерывно изменяющихся систем обнаруживается непериодический порядок — по внешнему виду беспорядочная совокупность данных может поддаваться упорядочиванию в разовые модели;

4) подобные «хаотические» системы показывают тонкую зависимость от начальных условий — небольшие изменения каких-либо условий на входе приводят к дивергентным диспропорциям на выходе (очень вольная трактовка того, что в академической среде определяется термином «детерминированный хаос» [6]);

5) кризисное состояние динамических систем является для них перманентным, но не катастрофичным и проявляет себя, как самоорганизующее начало, «самоорганизующая кризисность» (т.е. понуждает систему трансформироваться из одного метастабильного состояния в другое [7]).

Собственно, из последнего положения у С. Манна и следует вывод о том, что «хаосом посредством самоорганизующей кризисности возможно управлять». И это управление — точь-в-точь, как в классической интриге — состоит в том, чтобы сначала оценить и понять структурные особенности системы, намеченной к управляемой деструкции, потом выявить существующие в ней внутренние напряжения [8] и, наконец, приложить к ней то самое «малое усилие, которое вызовет значительные разрушительные последствия». При правильном выборе оно же должно стать «точкой кристаллизации»: т.е задать направление и матрицу будущего реструктурирования и формообразования.

Называет С. Манн и источник такого усилия — идеологию, которую сравнивает с компьютерным вирусом, реорганизующим конфликтность внутрисистемных напряжений в желательном для «управленцев» направлении:

«С этим идеологическим вирусом в качестве нашего оружия, США смогут вести самую мощную биологическую войну и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие цели-народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и уважения индивидуальных прав человека. С сильными американскими обязательствами, расширенными преимуществами в коммуникациях и увеличивающимися возможностями глобального перемещения, вирус будет самовоспроизводящимся и будет распространяться хаотическим путем. Поэтому наша национальная безопасность будет иметь наилучшие гарантии, если мы посвятим наши усилия борьбе за умы стран и культуры, которые отличаются от нашей. Это единственный путь для построения мирового порядка...»

В более поздней работе [9] С. Манн уточняет, что «для достижения подлинной глобальной кризисности... необходимы следующие предпосылки: (1) эффективные методы транспорта; (2) эффективные методы массового производства; (3) большая свобода экономической конкуренции; (4) повышение экономических стандартов, вытесняющих идеологию (когда борьба за выживание выиграна, для идеологии не остается места); (5) эффективные массовые коммуникации; и (6) повышение ресурсных потребностей» [10]. Список представляет собой набор средств по атомизации общества путем отрицания объединяющего начала национальных идеологий через внедрение материально подкрепленной идеологии мондиализма и воинствующего индивидуализма. Параллели данного перечня с цитатой, приведенной выше, очевидны.

Война и революция

То, что данная «стратегия доминирования» произведена военными и для военных же целей, очевидно. Она в полной мере отражает устремленность агрессора разрушить противника и поглотить его ресурсы. Правда, можно поспорить с ее презентацией именно, как стратегии, т.к., вообще говоря, отсутствие стратегической цели, подмененной перманентным движением из одной метастабильности в другую, опускает значимость данной методологии скорее до уровня обобщенно тактической. Но для С. Манна, не очень понимающего то, о чем говорит, это малозначительно. И поскольку, по его собственному утверждению, «политика — это продолжение войны лингвистическими средствами» [5], он, ничтоже сумняшеся, продвигает разработку, кажущуюся ему перспективной, в качестве основы действий представляемой им корпорации на международной арене.

Однако, как известно, незнание или непонимание каких-либо законов не освобождает от последствий их применения. А не понимает С. Манн вместе с военными экспертами, на рекомендации которых опирается весьма и весьма существенных вещей.

Во-первых, обращаясь к динамическим системам (их еще называют диссипативными), он отбрасывает «за ненадобностью» фундаментальнейшее свойство их существования — удаленность от равновесного состояния. Другими словами, это движущиеся, изменяющиеся системы, и это движение имеет направление, которое обобщенно может быть определено в терминологии первого и второго законов термодинамики: (а) в сторону понижения внутренней энергетики (внутренней напряженности) систем и (б) в сторону уменьшения их сложности. Или иначе, никакого вечного перехода от одной метастабильности к другой не существует: хаос накапливается и в конечном итоге приводит к полной деструкции системы, т.е. перенесение методологии войны в политику ведет к тому, что политика превращается в «войну до победного конца».

Во-вторых, хаос, с точки зрения теории, к которой апеллирует С. Манн, это не только и не столько структурное упрощение системы, сколько потеря предсказуемости поведения, как ее самой в целом, так и каждой из системных составляющих в отдельности (потеря информации о системе). Поэтому тактика, в которой накопление хаоса сделано основой управления системой, в конечном итоге, делает ее полностью неуправляемой. Для войны, целью которой является уничтожение и поглощение противника, подобное приемлемо, для «глобальной политической стратегии» — катастрофично, кем бы она ни осуществлялась.

В-третьих, кризис не является инструментом управления самоорганизацией. Он возникает, когда динамическая система, являющаяся открытой, т.е. существующей благодаря материальному, энергетическому, информационному обмену с окружающей ее средой, исчерпывает или оказывается лишенной каких-либо источников своего жизнеобеспечения. И чем значимее для нее эта потеря, тем глубже кризис.

Из этого состояния существует несколько выходов. Во-первых, экстенсивный, т.е. распространение вовне путем обнаружения другого такого же или похожего альтернативного внешнего источника данного ресурса. Во-вторых, интенсивный, т.е. качественная внутренняя трансформация, ведущая к продолжению существования, принципиально изменившись таким образом, чтобы полностью исключить все, связанное с возникшим дефицитом и сопутствующее ему. Правда, в этом случае выживет лишь небольшая часть системы, оказавшаяся готовой к преобразованию, а остальная «выбракуется в отходы». Ну, и наконец, в-третьих, когда первые два пути реализовать не удается, наступают тотальный системный коллапс и деструкция.

Очевидно, что надежды на возможность управления «самоорганизующей кризисностью» С. Манн и его коллеги ошибочно связывают со вторым, описанным выше, вариантом. Однако то, что они предлагают и реализуют — создание системного кризиса посредством искусственной индукции внутри социальной системы ее, конкурирующего с ней, антипода — на самом деле направляет процесс развития совсем по другому механизму. Анти-система, включающая в себя в отношении к общему числу составляющих системы лишь очень и очень незначительную их долю, становится конкурентоспособной лишь тогда, когда опирается на внешний ресурс, сопоставимый по мощности с общесистемным. Только в этом случае у нее появляется шанс перехватить контроль над прочими социально-экономическими источниками жизнеобеспечения общества и расшатать его структуры настолько, чтобы можно было говорить об их критическом состоянии, близким к хаосу и ведущим к трансформации.

Что происходит после того, как описанное расшатывание целостной прежде системы оказывается успешным? Ее бóльшая часть, как это уже объяснялось, в трансформацию «не вписывается», деградирует, становится «социальным отходом», т.е. люмпеном, лишенным средств к существованию, нуждающимся, как минимум, в соцпайке, а в отсутствие оного превращающимся в «источник революционной заразы» — бандитизма в собственной стране и экспорта революции по всему миру (живое воплощение реализованной «мечты» С. Манна). Но ни к какому производству, кроме деструктивного умножения хаоса, эта часть населения уже способна не будет.

Оставшаяся часть социальной системы, сумевшая найти себя в преобразовании, несмотря на свою численную ничтожность относительно прежнего размера и состава общества, тоже окажется неоднородной. Наряду с группой, подсевших на информационно-идеологическую и материально подпитывающую иглу коллег С. Манна и потому всецело зависящих от ее поддержки, окажутся другие, которые в силу своих свойств и особенностей в изменившихся условиях найдут для себя вполне конкурентоспособный источник существования, полностью автономный от того, что обусловил разрушение прежней системы. Собственно, вот эти последние — доля от доли составляющих прежнего социума, взорванного по методике «управляемого хаоса» — только и подходят под определение самоорганизации, как спонтанного системного ответа на внешнее возмущающее воздействие.

Другими словами, «самоорганизующая критичность» (по С. Манну) не ведет ни к какому сдвигу динамической системы в сторону метастабильности, а направляет исключительно к ее распаду на анти-системные и устойчивые к подобному управлению составляющие, т.е., фактически — т.к. первые из названных многократно преобладают, — к производству и умножению одного только хаоса. Но и это не все.

Если бы речь шла сугубо о стратегии военных действий между разделенными противоборством автономными силами (как, вероятно, изначально и предполагалось), подобный подход был бы оправдан: враг должен быть уничтожен, а его ресурс усвоен. Однако дело в том, что в глобализованном мире социум в экономической и идейно-политической сферах своего существования представляет собой уже не открытую, а закрытую систему. И потому анти-системность, производимая в какой-то одной из его частей, которой некто захотел посредством такой процедуры управлять, в конечном итоге накапливается в ней во всей, обращая разрушительный потенциал против тех, кто его пробудил.

Фактически, методология, разработанная и предложенная коллегами С. Манна и распространенная им самим из чисто военной области в принципы реализации международной политики, является ничем иным, как стратегией перманентной глобальной революции в духе Л. Троцкого. Сегодня подобную потерю устойчивости социальной системы воочию можно наблюдать по всему миру на примере последствий прошлогодних событий «Арабской весны».

Кризис и Третья мировая

Однако в целом преувеличивать значимость манновской «стратегии» «управляемого хаоса» все же не стоит. Она, конечно, значимый фактор, формирующий облик современного мира (в особенности, если не забывать о мощи тех сил, которые стоят за ее реализацией), но исключительно искусственный и субъективный. Образно говоря, желая навязать свою волю попутчикам в лодке, Манн со-товарищи изо всех сил пытаются ее раскачать, попутно прихватизируя имущество тех, кто не удержался и вылетел. Но подобное становится возможным лишь в том случае, когда лодка сама по себе обладает невысокой устойчивостью (или во всяком случае сопоставимой с раскачивающими усилиями кризисоустроителей).

С точки зрения системного развития и самоорганизации, ленинское «фригидно-импотентное» определение революционной ситуации, сформулированное эмпирически-интуитивно, по-прежнему остается и верным, и актуальным. Повышенная активность анти-системных масс является лишь дополнительным субъективным фактором близости революционного переворота. Объективно же необходимо, чтобы имел место кризис социальной системы, и отсутствовал путь его разрешения экстенсивным путем: возникновение дефицита жизненно важного ресурса плюс невозможность его компенсации путем роста — распространения системы вовне. В этом случае возникают острая внутрисистемная конкуренция, поиски замены того, что и взять-то негде. Тогда-то и появляется место для внедрения и развития анти-системы, т.е. того, на что рассчитывают «стратеги», вроде Ленина, Троцкого и Манна, ибо «по-старому» и «верхи уже не могут, и низы не хотят».

Так что в чистом виде «оранжевые революции», «управляемый хаос» и практическое воплощение теоретических наработок С. Манна оказываются востребованными и работающими только там, где и без них социальная система самостоятельно доразвивалась до кризиса или, как минимум, до близкого к оному застойного тупика. Да и, собственно, вся история человечества свидетельствует, что без объективного существования в некотором обществе революционной ситуации «воздействовать» на нее возможно лишь «экспортом интервенции», но никак не революции, что, в частности, демонстрируют нынешние события в Ливии и Сирии [11]. И нынешняя постоянная готовность «управленцев хаосом» и «перманентных революционеров» подстраховать дающую сбои «самоорганизующую кризисность» прямым военным вмешательством (естественно, «во имя торжества демократии») выдает истинный смысл их действий — передел власти и богатства в мире, зачистка чужой собственности от ее хозяев, борьба за контроль над жизненно важным ресурсом в условиях его критической ограниченности. А мутная вода революционного или возникшего в результате военных действий хаоса для этого самая что ни на есть благоприятная среда.

Если же рассматривать ситуацию в целом, то востребованной и реализуемой на практике методологию «самоорганизующей кризисности» сделало не «гениальное прозрение» американских военных, а завершение глобализационного процесса, превратившего мировой социум, и с хозяйственной, и с политической точек зрения, в закрытую систему с доминирующей внутри нее идеологией потребительства. Внутренняя саморазъедающая конкуренция, борьба за монопольное экономическое преобладание и политическое господство, избавление от «лишних ртов» — вот далеко не полный перечень факторов, делающих существование современного человечества неустойчивым, благоприятствующим возникновению анти-систем и провоцирующим новый передел, как всего мира в целом, так и каждого региона в отдельности.

Когда существуют хозяйственно-политические предпосылки, «самоорганизующая кризисность» посредством современных коммуникационных и транспортных систем индуцируется внутри обреченных к дезинтеграции национальных обществ. Когда таких предпосылок нет, а контроль над избранным регионом представляет стратегическое значение, хаос генерируется столь же искусственно, но извне — прямой военной агрессией, которая не только полностью опустошает военный, экономический и политический потенциалы региона-жертвы, но и, «инфицируя кризисом», в терминологии С. Манна, все вокруг, как в воронку, начинает втягивать в конфликт все новых и новых участников, имеющих прямые ресурсные интересы в объекте агрессии. Так возникает очаг анти-системности глобального масштаба.

На данный момент наглядным примером подобного являются современный Иран и ситуация вокруг него, практически необратимо раскручивающаяся до стадии прямого военного столкновения с самыми тяжелыми последствиями не только для Средней Азии и Ближнего Востока, но и для всего мира. Возникнув с началом боевых операций, неустойчивость социальной системы способна в дальнейшем развиться до масштабов, соответствующих Третьей мировой.

Революция и интернет

Справедливости ради следует оценить и настоящее значение вклада современных технологий в то, как распространяется пожар «самоорганизующей кризисности» по всему миру. Обычно и промоторы, и апологеты «управляемого хаоса», и их критики выделяют, как особый фактор, продвинутые средства коммуникации и транспорта, а среди последних интернет. И в целом подобная оценка является сильно преувеличенной.

Как и любые другие средства связи — телефон, телеграф, почта и т.д., — «всемирная паутина» является не более, чем средой двусторонней передачи информации между людьми, в том числе обеспечивающей управление. В кризисной ситуации такие системы обслуживают координацию и взаимодействие между участниками противоборства каждой из конфликтующих сторон. Поэтому чем быстрее осуществляется передача информации и чем сложнее ее заблокировать, тем устойчивее структура и тем успешнее ее действия. В этом смысле интернет имеет значительные преимущества перед всеми иными, бывшими до него средствами коммуникации (по быстроте, оперативности, многоуровневости, широте охвата, защищенности от сбоев). Кроме того, электронно-сетевая среда является общей для противников и может быть использована для дезориентации оппонента, что, впрочем, как принцип, характерно для военных действий в принципе, даже если они ведутся по-старинке, т.е. в отсутствие современных технологических изысков.

Однако какой бы совершенной, с технической точки зрения, передача информации ни была, какой бы уровень коммуникации она ни обеспечивала, в систему управления она превращается только при объективном существовании связываемых ею и согласовано взаимодействующих друг с другом системных объектов. А возникновение тех, в свою очередь, обусловлено наличием кризисного тупика в развитии экономики, политической структуры или общества в целом. Другими словами, все «зло интернета» в произведении социального хаоса ограничено лишь обеспечением очень высокой скорости информационного обмена и трудности его блокировки прежними, традиционными, методами. Преодоление кризисной ситуации изнутри и смена парадигмы обеспечения информационной безопасности способно свести преимущества контроля анти-системы посредством глобальной сети «на нет» [12].

Настоящую же угрозу, обеспечивающую успешное распространение «управляемого хаоса», несут в себе виртуально-медийные технологии и наличие у агрессоров высокоточных и роботизированных вооружений. Первые именно в таком своем качестве были предложены З. Бжезинским в его «Технотронной эре» [13]. Их суть в том, что современный человек, погруженный в виртуальную информационную среду (не только компьютерно-сетевую и «всемирно паутинную», но и телевидение, радио, видео, аудио, игровую продукцию), воспринимает мир даже не через призму некоторой идеологической пропаганды, а как часть своего персонального существования в виртуальной вселенной, которое может совпадать, не очень совпадать или даже совсем не совпадать с тем, что он имеет в реальности. Иначе говоря, фактически, у очень большого количества людей попросту разрушены критерии различения кажущегося и существующего. А значит, он не в состоянии и оценить действительность социального кризиса и необходимость и неизбежность революции. С соответствующими последствиями своего участия в них...

Вторая угроза в достаточной степени была продемонстрирована в ходе ливийского мятежа, когда незначительные числом и не слишком-то обученные «революционеры» успешно действовали против превосходящих их в численности и вооружениях правительственных войск под прикрытием беспилотных штурмовиков и управляемых чуть ли не из-за океана ракет «хаосустроителей». Другими словами, технологическое преимущество в чисто военной сфере создает возможность осуществлять вооруженные агрессии руками весьма незначительного числа мятежников-аборигенов, усиленных наемниками и откровенными бандитами и выдавать производимое за «демократические революции» и «национально-освободительное движение».

Сухой остаток

Таким образом, вся нынешняя, сотрясающая планету «цветная круговерть», как в виде своих подрывных рекомендаций в стиле «методов мягкого давления и ненасильственных форм свержения», так и в виде псевдо-научных «концептуальных» разработок по созданию «управляемого хаоса», является не более, чем системой оперативно-тактических мероприятий, по сути диверсионных, обеспечивающих скрытое осуществление прямой агрессии в отношении суверенных государств. Под прикрытием ни на чем не основанной демагогии об «открытом обществе», самоорганизующей кризисности», «развитии и самоорганизации» мировой гегемон, опираясь на свое подавляющее превосходство в финансах и технологиях, использует критические уязвимости, существующие в общественных системах национальных государств или даже по возможности создает их искусственно, чтобы на волне возникшей социальной неустойчивости, кризисов и революций экспроприировать национальное достояние и полностью перевести его под свой непосредственный контроль.

Однако следует понимать, что в данной войне за передел — реструктурирование — мира, ставшей следствием глобального хозяйственно-политического кризиса, объектом нападения являются отнюдь не правительства государств-жертв (которые вполне могут целиком или в значительной своей части выступать на стороне агрессора), а собственно нации, которые уничтожаются не с помощью каких-то новых изысков «стратегической» мысли, а исключительно по евангельской рекомендации: «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» [14]. И потому единственной правильной тактикой противодействия «управляемому хаосу» является устранение, а не замыливание, причин, порождающих кризис в обществе, и мобилизация нации против агрессора.

---------------------------

[1] В.И. Арнольд. Теория катастроф, изд. 3-е доп., М.: «Наука», 1990.

[2] Дж. Шарп. «От диктатуры к демократии». Приложение. Методы ненасильственных действий, http://antiliberast.ru/blogs/13830/

[3] Три этапа государственного переворота: 1) акции протеста, тест на приемлемость идеи о «нелегитимности властей» и их способность к сопротивлению, формирование антиправительственного движения из разрозненных протестных групп, определение мобилизационного протестного потенциала общества. 2) дискредитация силовых структур и госаппарата, агитация к саботажу и вредительству. 3) непосредственное свержение власти, http://www.newsru.com/world/22feb2012/sharp.html

[4] Автору данной статьи не удалось найти источника названия концепции. С. Манн его не употребляет, говоря о «теории хаоса» и «самоорганизующейся кризисности» («Self-Organizing Criticality»). Вероятно, речь идет о «controlled / operated chaos», по аналогии с встречающимся в литературе термином «controllable / operated changes».

[5] Mann S.R. Chaos Theory and Strategic Thought. Parameters Autumn, 1992, 54-68 (пер. на рус. см. http://spkurdyumov.narod.ru/mann.htm)

[6] «Высокая чувствительность к начальным условиям, приводящая к хаотическому поведению во времени... Под детерминированным хаосом понимается нерегулярное, или хаотическое движение, порожденное нелинейными системами, для которых динамические законы однозначно определяют эволюцию во времени состояния системы при известной предыстории» (Шустер Г. Детерминированный хаос. Введение Перевод с английского М. Мир 1988 г.)

[7] «Большие интерактивные системы постоянно путем организации доводят себя до кризисного состояния, в котором небольшое событие может запустить цепную реакцию, которая может привести к катастрофе... Несмотря на это, композитные системы производят больше небольших событий, чем катастроф, а цепные реакции всех размеров являются интегральной частью динамики... Кроме того, композитные системы никогда не достигают равновесия, но наоборот, эволюционируют от одного метасостояния (т.е. временного состояния) к следующему» [5].

[8] Там же, дословно, «... мы должны начать с определения факторов, которые формируют критичность. Вот ряд возможностей:

- Изначальная форма системы

- Лежащая в основе структура системы

- Единство акторов

- Энергия конфликта индивидуальных акторов».

[9] Steven R. Mann. The Reaction to Chaos // Complexity, Global Politics, and National Security. Edited by David S. Alberts and Thomas J. Czerwinski. National Defense University Washington, D.C. 1998

[10] В русско-язычных статьях обычно приводится угадательно-интуитивный, «синтетический» (по Шарпу и Манну), список базовых принципов «управляемого хаоса», включающий в себя (1) использование новейших коммуникационных технологий, (2) раскол элит, (3) объединение разрозненной оппозиции, (3) общая социально-политическая дестабилизация, (4) организация массовых беспорядков, (5) государственный переворот с дозированным по обстоятельствам применением насилия.

[11] Сказанное справедливо для всех точек приложения усилий по организации «оранжевых» мятежей, включая Россию и другие пост-советские государства.

[12] То, что последнее в полной мере не было реализовано ни разу, свидетельствует лишь о глубине системного кризиса в государствах-жертвах, которым на момент осуществления агрессии против них было просто «не до того».

[13] Brzezinski Z. Between Two Ages: Americas Role in the Technetronic Era. The Viking Press: New York, 1970

[14] Мф.12:25.