«Мы никогда не знаем цену воды, пока источник не пересохнет», — гласит английская пословица. Ее очевидный смысл в том, что мы не способны по достоинству ценить то, чем обладаем, пока этого у нас вдосталь (т.е. то же, что и «не плюй в колодец...»). Гораздо менее очевидным является тот факт, что данное утверждение применимо не только к окружающим нас вещам, но и к нам самим.

Каждый человек обладает некоторым набором качеств, свойств, признаков, на основании которых выстраивает свое самоопределение, как для себя, так и для других. Пока окружающий мир или общество воспринимают подобную демонстрацию благоприятно, называть себя так или иначе не составляет никакого труда. Но когда подобная благожелательность окружения иссякает, когда качества, заявленные человеком, как для него основополагающие, ему приходится по необходимости воплощать в поступки и свершения, т.е. банально доказывать и подтверждать их значимость для себя (и чем дальше, тем больше), то из всего множества характеристических добавлений к нашим именам вынужденно останутся только наиболее для нас ценные и наилучшим образом отражающие нашу истинную суть. Газовые водонагреватели экономно расходуют ресурсы, работают бесшумно.

Сложно? Непонятно? Можно сказать и проще. Апостол пишет: «Вера без дел мертва». Если дел нет, то вера — не вера, любовь — не любовь, сила — не сила. Легко совершать поступки, не требующие (или почти не требующие) личных усилий, а потом называть себя по имени этих поступков. Так бывает, когда среда (общество) поддерживает подобное самовыражение. Но вот поддержка уменьшилась и даже иссякла. Кто станет трудиться ради самоопределения? Только тот, для кого оно является не ложным выражением внутренней сути его личности. Иначе смерть — небытие.

Когда дело доходит до глубинных принципов нашего существа, то компромиссу с неблагожелательно относящимся к ним окружением места не остается: на двух стульях не усидеть, двум господам не служить, из двух чаш не пить. Как минимум, шизофренически «крыша съедет», как максимум — перестанешь существовать. Вот на таком пробном камне и поверяется наша персональная шкала нравственных ценностей.

Мы говорим, что являемся православными христианами и веруем во Христа. Пока эта вера дается даром и даже вознаграждается (типа модно, или статусная госрелигия, или возможность потусоваться в храме вместо прежнего советского клуба, или регулярное и гарантированное получение предоплаченных таинств, или организуемые кем-то внешним турпоездки по святым местам), все хорошо. Может быть, не очень дешево в чисто денежном выражении, но в целом доступно без особых лишений.

Но вот цена не материальная: такая «мелочь» в виде «нагрузки» к статусной православности, как фактическое согласие с официальным экуменизмом, как признание «общего всевышнего» с другими религиями, как вынужденная необходимость считать своими собратьями по вере тех, кто нераскаянно продолжают исповедовать ереси, осужденные святыми отцами Вселенских соборов, как надвигающаяся предопределенность унии. С этим-то что делать?

Изображать вид, что ничего не происходит, или что ничего не замечаешь? Но тогда молчаливо и соглашаешься с тем, что таинства церковные существуют отдельно от Бога, Учредившего Единую Церковь и Давшего этой Церкви единую Истину. Ведь если части того, что грядет после «Всеправославного собора» (читай, вселенского №8), являются раздельными и видят истину по-разному, то содержание «новой» веры категорически перестает соответствовать ее названию. Вот и выбирай: «клуб по интересам и духовный сервис» или исповедание Господа.

Вот одна сторона медали. Другая проистекает из прямого соучастия нынешних «религиозных вождей» делам обустройства антихристова «нового мирового порядка», их стремления непосредственно принадлежать возникающим глобальным политическим структурам и ради этого фактически одобрять различные нововведения, направленные на уничтожение личности. Что возразим светской власти, если церковные иерархи уже объяснили ей, что «внешнее внутреннему не вредит», что различного рода идентификационные карты, биометрия и вживляемые вместо документов и бумажника чипы (начертание, имя и число имени, чтобы без оных ни купить, ни продать...) не более, чем «блажь недалеких фанатиков», что принятие кодов вместо имен грехом и укором совести не является? Ничего. Разве только нелицемерно и добровольно (в соответствии с предоставленным законом правом) по внутренней склонности молчаливо сделаем свой выбор между всяческими лишениями и гонениями за исповедание веры и сытым и «освященным церковью» благополучием в «новом мире».

Откажемся или примем, утвердимся в вере или теплохладности, имитирующей веру только в ее внешних проявлениях. За все надо платить. И чем выше готовность к самопожертвованию за некий внутренний принцип, тем более основополагающим для нас он является и тем выше его истинная ценность. На одной чаше весов комфорт/покой/социальные выгоды, на другой — свобода/ответственность/жизнь. И никто, кроме самого человека, не в состоянии назвать точку равновесия между ними.

Вот другой пример. Как часто приходится слышать о том, что «дети для родителей дороже жизни». Действительно дороже? Возможно. Но вот проверка — судебные приставы, исполняя волю властей глобального антихристова «нового мирового порядка» по сфальсифицированному приговору-навету пришли забирать дитя в другую семью (в рабство, на мучения, на биоматериал, фактически, на смерть и т.п.). Причем поводом к нему вполне могла стать родительская попытка уклониться от очередной безумной, проводимой в рамках политики этноцида, прививки. (Кстати, о подобной законодательной инициативе уже рассуждают российские записные штатные гуманисты, вроде всяких онищенков да астаховых).

И вот к вам пришли, и жизни ваших детей реально возникла угроза. Ваши действия? Какова готовность защищать детей до последнего вздоха? О том, что отцы, у которых грозились отобрать детей из-за безработицы, самоубийствовались, слышать приходилось, а вот о том, чтобы до смерти защищали своих чад от бандитов в мундире, нет.

Древние говорили, что свободный человек отличается от раба тем, что способен умереть за свою свободу, возводя тем самым последнюю в разряд наивысшей для человека ценности. (Кстати, в христианстве таковой она признается и Богом). Чудесно. Многажды приходилось слышать, что «мы, русские, великий народ, народ-богоносец, народ-миссионер, вот только в данный момент нехристями порабощен и попираем». Да, во временном, метафизическом, смысле первая часть утверждения бесспорна. Великое прошлое, великие свершения, великая держава, великое утверждение веры

Но только ныне все это уже быльем поросло, потому что сами мы ничем своей национальной великоросской гордости не подтверждаем. Нет за нами великих дел, сопоставимых хотя бы даже с подвигами советских времен. Нет великой державы, которую мы сами отдали ее врагам на поругание. И ладно бы отдали, так ведь миримся с этим и оправдываем себя, дескать, «вождя нет». Ну, а что каждый сам, лично, сделал, чтобы Отечество возвеличить? Вот и истинная цена бахвальству.

Что Бога гневить, заявляя, что хотел, но евреи (кавказцы, азиаты, америкосы, масоны, марсиане и т.п.) помешали. Если ты силен, так прояви силу, какой обладаешь — хоть дарами, хоть делами, хоть молитвой. Сила, она ведь либо есть, либо ее нет, и плохому танцору отнюдь не ноги мешают, а отсутствие мастерства. Встань с колен, отряхнись, соверши, создай, прояви себя — сделай хоть что-нибудь, чтобы оправдать то славное имя, которым дерзаешь себя именовать.

Впрочем, это придется теперь делать поневоле, потому что источник, которым питалась «россиянская» общественность, жившая разворовыванием советского наследия, иссяк. И вопрос для всех «обитающих» на бескрайних русских просторах сформулировался просто до безобразия: выживет лишь тот, кто велик не только словами, но и подвигами — молитвенными, военными, созидательными. Момент истины близок. Предчувствие его, кажется, носится в самом воздухе. Власть лихорадочно ищет выигрышные комбинации, молодежь собирается и выходит на площадь. Осталось только выяснить: действительно и вполне ли каждый из нас ценит то, что декларирует, и готов платить за это, не торгуясь и мелочась.