Чудные дела творятся нынче в заграницах... Вот собралась несколько лет тому назад Комиссия Совета Европы по Этике, посовещалась, взвесила со всех сторон и постановила: нет ничего предосудительного в ИТ- (т.е. информационно-технологической) модификации человеческого тела) [1]. Другими словами, полностью одобрила — «этически» — использование человеческого тела, как биоконструктор, и переделку его в киборг-устройство. Или вот совсем недавно: вынес Совет Европы на обсуждение предложение по рациональной утилизации покойников. Дескать, экологию беречь надо, а посему более рациональным является мертвого человека растворять в солях и спускать в канализацию [2], или, например, еще экономичнее, превращать в компост и удобрения и использовать для выращивания цветов [3].

Этика на грани безумия... А не безумно ли идя на поводу у «продвинутых» борцов за гендерное равенство на всей европейской территории юридически упразднять понятия «мать» и «отец», заменяя их нейтральным «родитель» и, фактически, поднимая вопрос о тотальном упразднении института семьи [4]? Хотя лоббисты этого законоположения ссылаются на возрастающее влияние феминистских движений и на борьбу за «равноправие» женщин, которые, конечно же, теперь, в отличие от своих супругов-«отцов», не могут быть просто «матерями», унижаясь тем самым «сексистски» [5], однако одной только этой причины явно не достаточно для понимания, почему подобное изменение в законодательстве и делопроизводстве стало столь неотложно актуальным.

Точно так же, как маловразумительным было бы объяснить тоталитарную практику антиродительского террора и повсеместность распространения ювенальной юстиции исключительно одним только стремлением «самых гуманных дядь и теть» «защитить исконные права детей от жестокости взрослых».

Нет, никто оспаривает очевидность того, что мир жесток, что государство часто бывает несправедливо, что общество подчас безразлично к судьбам своих членов, что люди вообще и родители в частности излишне строги и недостаточно добры. И чем менее человек дееспособен, чем более он беззащитен и зависим от окружающих, тем в большей степени он нуждается в механизмах социальной защиты. В первую очередь это касается стариков и детей. Если рассматривать ювенальную юстицию в подобной логике (в какой она столетие назад и зародилась в США), то никаких принципиальных возражений против нее нет и быть не может. Кстати, ведь и в СССР в начале ХХ века существовала практика особого, более гуманного судопроизводства в отношении детей и последующего их государственного попечительства. Достаточно вспомнить хрестоматийно известную «Республику ШКИД», и целую плеяду педагогов-«перевоспитателей», начиная с А.С. Макаренко.

Однако фокус состоит в том, что данное оправдание необходимости появления и распространения ювенальной юстиции в обществе, хотя бы декларативно отстаивающем принципы гуманности, не имеет ничего общего с ее реализацией в европейских государствах, включая страны Восточной Европы и Россию. Призванная «защитить детей от зла», на деле она воплотилась в развитую систему их отъема у родителей под самыми надуманными предлогами и последующего интернирования, умножая в обществе страх, разобщенность, личную безответственность (т.е. атомизацию людей и диссипацию социальных структур).

Так, согласно докладу Генерального инспектора по социальным делам Пьера Навеса и Генерального инспектора юридического отдела Брюно Катала о положении дел в судах по делам несовершеннолетних и социальных службах, о разлучении детей с родителями во Франции утверждается, что к 2000-му году было отнято порядка 2 млн. детей, причем 50% из них юридически безосновательно [6]. В Германии в год из родных семей изымается порядка 28 тыс. детей и подростков [7], а в крошечной пятимиллионной Финляндии — 11 тыс. [8]. Полны горечи слова норвежской писательницы Элин Бродин, которая в статье под заголовком «Государство владеет детьми» констатирует: «Xотелось пояснить, почему работники органов социальной опеки, подобно заклинанию повторяют одну и ту же фразу: «Дети не принадлежат своим родителям». И вот здесь они совершенно правы, потому что именно государство владеет детьми» [9].

При этом существует специфика практики такого ювенального госвладения. Во-первых, объектами «заботы и опеки» госслужб по защите детей являются исключительно благополучные и в целом законопослушные семьи среднего класса, преимущественно европейского и, в особенности, славянского происхождения, в то время как действительно зачастую нарушающие нормы традиционной европейской морали многодетные мигранты из стран Азии и Африки (которых в Европе становится все больше и больше, так что европейцы постепенно превращаются в национальные меньшинства) интереса для госчиновников не представляют [6].

Во-вторых, «сотрудники службы по делам защиты детей перегружены работой, завалены бумагами. Кроме того, у них очень плохое образование ? обычно четыре семестра социальной педагогики. При этом они должны быть в одном лице полицейским, психологом, социальным работником. Неудивительно, что регулярно принимаются ошибочные решения. Первая и часто единственная их реакция: забрать ребенка ? и дело закрыто... Проблема заключается в том, что если в отношении семьи однажды возникло подозрение, то служба намертво вцепляется в эту семью и уже не отпускает ее. Кроме того, во многих случаях начинает играть роль личная неприязнь. Чиновники хотят «наказать» несговорчивых родителей, которые не проявили к ним достаточного почтения или сказали им что-нибудь вроде «мы сами лучше знаем, как воспитывать ребенка» [7].

И в-третьих, действительные проблемы детей, включая насилие со стороны педофилов, жестокое обращение вплоть до убийства, службы ювенальной юстиции не решают, обращая свой террор исключительно против родителей и в конечном итоге самих детей (причем зачастую отнимая последних у тех, кто их любит, и отдавая в руки будущим палачам) [см. 7, 10, 11]. Пожалуй, наиболее иллюстрирующим такое положение является случай в немецком г. Вормс, где ювенальщики в 1993 г. «доблестно» раскрыли целую «сеть педофилов», состоящую из 27 родителей, а также дедушек и бабушек. Само собой разумеется, что 15 «детей-жертв» немедленно отправили в приют «Воробьиное гнездо», а их подозреваемых родственников — в тюрьму. За четыре года процесса большинство обвиняемых потеряли работу, разорились, оказались в разводе с оставшимися на свободе супругами, а одна из них и вовсе умерла. В 1997 г. все они были судом полностью оправданы ввиду «полного отсутствия состава преступления», а дело закрыто с заключением, что «показания детей были неверно интерпретированы». Трагизм ситуации состоит в том, что единственным настоящим педофилом в этой истории оказался как раз изобличенный в 2007 г. неопровержимыми уликами директор детского приюта, куда отдали детей, успевший за время следствия их развратить и настроить против своих невиновных домочадцев.

Естественно, что никто из чиновников, искалечивших судьбы нескольких десятков человек, наказан не был. Как, впрочем, и во множестве всех остальных случаев, на деле ставших преступлениями против детей, приведших их к серьезным психическим, физическим травмам и даже смерти [см. 7, 10, 11]. Причина проста: конвейер ювенальной юстиции, огородившись системой формальных признаков, позволяющих изымать детей из родных семей, именно этим и занимается, используя каждое, имеющее общественный резонанс преступление для очередной своей активизации и завинчивания гаек.

Поскольку подобная раковая опухоль сама по себе и неизвестно зачем в обществе возникнуть не может, чтобы понять ее истоки, попробуем оценить те последствия, которые возникают, как результат систематического применения ювенальной юстиции европейского образца и мероприятий, ей созвучных. Итак, вместо решения проблемы обращения девиантного поведения детей и подростков путем их воспитания и развития специально подготовленными педагогами и по нестандартным методикам, а также обращения внимания соответствующих органов на устранение социальных причин детского и подросткового антиобщественного поведения, созданная система выступает, как карательная и направленная против института семьи.

В этом рука об руку с ювенальной юстицией идут и упоминавшаяся выше законодательная инициатива об искоренении понятий «матери» и «отца», и вдалбливающаяся в головы идеологема об ущербности биологического родительства, и особый дезориентирующий тип образования. Его примером, в частности, является Болонская система, где обучение построено не на формировании системного образа мира и не накоплении умений использования полученных знаний, а на мощном потоке информационного шума, большая часть которого бесполезна или даже вредна, как не соответствующая возрасту по дееспособности, осмысленности, достигнутой степени ответственности (речь идет, прежде всего, о раннем и избыточном секс-просвете, некомпетентных психотреннингах, обучению правам без объяснения их взаимосвязи с обязанностями).

О том, что подобный подход ведет к разрушению личности свидетельствует опыт, например, французского президента Н. Саркози, едва не получившего бутылкой по голове при посещении одной такой «ювенально защищенной» средней школы [12]. С другой стороны, попытка уклониться от тлетворного воздействия «защитников детства» чревата очень жесткими карательными мерами, как для родителей, так и для самого ребенка, которого могут изъять и при согласии с семейными установками даже отправить в психлечебницу [13].

Так что цель ювенальной юстиции в Европе по отношению к коренным европейцам просматривается вполне ясно — обеспечить неуклонное движение в направлении разрушения института семьи и личности. Зачем это кому-то может понадобится? Возможны разные ответы: от целенаправленного удара по европейской культуре, в основе которой, при всем нынешнем торжестве релятивизма и конвенциальной морали, лежит христианская система нравственных ценностей, до покушения на самою природу человека, низводимого до положения киборга-полуживотного (решение европейской комиссии по этике отнюдь не пустом месте) и предназначенного в «новом мировом порядке» для узко функционального использования в качестве раба.

Причем последнее вовсе не кажется столь фантастичным, если вспомнить, что именно нравственность (т.е. формирование мотивации поступков за пределами инстинктивных биологических потребностей и правил стадного поведения) отличает человеческое существо от животного. Отними это качество — и там, где только что был человек, останется более или менее прирученный зверь. Или раб, не способный, как считали древние греки, умереть за свою свободу [14], а потому послушный и согласный с самыми безумными требованиями хозяев.

____________

[1] http://www.cnews.ru/newtop/index.shtml?2005/03/21/176043; http://europa.eu.int/comm/european group ethics; «The ethical aspects of ICT implants in the human body», Proceedings of the Roundtable Debate, Amsterdam, 21 December 2004, Secretariat of the EGE European Group on Ethics in Science and New Technologies to the European Commission, Luxembourg: Office for Official Publications of the European Communities, 2005, ISBN 92-894-9035-7

[2] http://www.newsru.com/world/07jul2010/prah.html